Домой !!! Причина посмеяться...

Алексей Соха. Рассказы и рисунки.

Желтые шорты


        

        Алексей Соха в "Зеркале" не состоит, знакомы мы с ним только виртуально, но это наш духовный брат. Голова у него устроена... надлежащим образом. Здесь публикуются некоторые тексты Алексея, преимущественно, "леннонообразные". Рассказ "Дело о трех буках" - это вообще, можно сказать, ремейк ленноновской истории про Шерлока Холмса (о Конан Дойле тут упоминать уже и не приходится).
        Иллюстрации - авторские.

        

Братишка по разуму


О том, как я выдумал мысль

Слепой против Хромого ( дриллер)

Кроткое содержание предыдущих серий

Доктор Коклюш и его пациенты

Дело о Трех Буках

Прогноз погоды

Реклама на ОРЗ

Убить Микки Мауса

О том, как у нас отливали памятники

О, утро!

Вверх


Коровино здоровье



О том, как я выдумал мысль (рассказ - каламбур)

        В голове моей случайно случились мысли. Сначала их было всего две. А может и одна, но очень уж двусмысленная. Мысли долго шешуршали в извилинах и устраивали там себе гнездо. Через месяц их стало больше: вридцать ври! Они были все шумны и глупы и просыпались исключительно по ночам, чтобы бестолково ворочаться в голове и мешать спать. Среди них была одна умная, но очень пугливая одна. Она была немыслима, и ее было бесмысленно выдумывать оттуда. Она не давала себя сдумать. А если и давала, то не всю себя, а лишь какой-то домысел.
        Я пришел к доктору и сказал громко: - Док!
        -Дык? - проснулся док
        -Как выдумать умную мысль и как следует издумать ее?
        Доктор выписал мне табуретку и сказал:
         - Имей ее три раза в день до и после езды.
        Так я и сделал. Глупые мысли расплодились в неимоверных количествах. А умная мысль выжила из ума и стала гениальной. Потом мне посоветовали купить мыслеловку.
        Я положил туда пищу для Ума и сдал ждать. Ждать пришлось до тех пор, пока я все-таки не выдумал эту мысль из мест ее постоянного мышления, поддумал ее поближе и наконец окончательно не додумал ее. Мыслиловка сработала!

Вали отсюда!


     
Вверх

Слепой против Хромого (дриллер)

        Слепой знал, что бантики где-то рядом. Он держал в потных руках свой горячий ствол и жадно нюхал. Нюхал горячий июльский воздух. Его друг Моченый, лор в загоне, перед смертью от бантикской дули успел сказать, что он прячет воровской овчак, а бантики, они же обмороженные беспердельщики, хотят его найти. На самом интересном месте Моченый, хитро улыбнувшись, протянул ноги и отбросил коньки, потом сыграл в посылочный ящик и отправился в последний путь до востребования. Так ведь и не сказал, где зарыл кость!
        Слепой прислушался: в кустах кто-то шуршал оберткой от конфеты Анютины глазки. Раздраженный Слепой выпустил туда убойму. В кустах перестали шуршать, и Слепой немного успокоился.
        Но главный врак, Хромой, он же Немой и Глухой, по-прежнему оставался невидимым. Найти и лик визировать - вот что хотел Слепой. За углом послышался стук костылей хромого. Слепой выпустил туда две убоймы, а потом произвел контрольный выстриг в голову.Так он разделался со своим, каким уже по счету, колегой (Слепой не знал, как выглядит его калека Хромой, поэтому уничтожал всех мимо доходящих хромых).
        -Уау-ау-а-а-у-у-ав!- звук этот до костей мозгов пробрал Слепого: так могли выть только одни животные в городских джунглях: голодные минеты с мигалками и сиреной.
        Слепой поскакал на пружинках к припаркованному за углом креслу-катафалку. Прыгнув в кресло, он решительно завращал колеса. Минеты с микалками и сиреной были близко - но не ближе, чем вечер.
        Слепой включил фотоэлементы в глазах и все уверенней и уверенней пробирался к цели: открытому люку теплотрассы. Правда, там могли быть другие минеты - канализационные, но Слепой сейчас об этом не думал. Он вообще никогда не думал.
        Прыгнув в люк, он захопнул крышку и притаился, прислушиваясь: наверху был шум, крики - это минеты с михалками и сиреной приехали. Они носились вокруг люка на козлах и на мотоциклопах вокруг, вокруг, потом назад и снова вокруг.
        - Горбатый, выходи, ты заблохирован! - Слепой узнал этот хриплый спитой голос, который мог принадлежать только одному человеку - Хлебу Жидову.
        Слепой не отвечал. Ведь он был немой, а не горбатый.
        - Ага, ты не хочешь выходить? Не хочешь? Мама, он не хочет выходить, а-а-а!
        Хлеб Жидов залился горькими слезами и забился в истерике на толстом животе своей мамы Милиции.
        - Ни трэба ревти, сынку! Що тоби узяти з цея слипиго глядача, нехай ему очи повылазили?- ласково шептала матырь Милиция, гладя по головкам сгрудившихся вокруг нее детишек в синих штанишках и кепочках, с мешалками и сиреною и раз за разом давая им ласковые подзадынники и ментораздавоны.
        Когда вой и плач затихли вдалеке, Слепой отодвинул носом крышку от люка и выглянул на ружу. На руже было тихо и ясно. Только что прошел майский ливень, хотя и был-то всего-навсего янтварь, и улица улыбалась, вся такая умытая. В воздухе пахло сиренью и "черемухой". В небе парились мягкие пористые облачка: за городом взорвался химкомбинат "Маньяк", пахло еще яблоками и боксерскими грушами, дети шли с мамами в дедские зады, и кто-то лежал на панели, раскинув в стороны руки и ноги, и голову, и сосовый телефон, и клочки оранжевого пиджака, и рулевое управление, и все крутое всмятку, и фирменный зрачок мерсидетого шестисоса, а все это с виноватым видом пытался собрать в совок старичок из Жаборожца, стоявшего рядом, тоже очень виноватого.
        Слепой высунул нос еще чуть подальше, затем высунул из люка свои фотоэлементы, затем вылез весь сам. Вынув из пазухи ствол, он прикрутил к нему ракетницу, глушитель, вставил новый рожок, зачем-то подышал на металл и пошел к своему креслу.
        Час спустя он уже мчался по главной магистрали, лихо обгоняя гусениц и придорожные кусты. В дисководе в его голове крутился компакт-писк с песенкой "Когда-то та-то где-то та", руки высекали искры из колес, воздух завихрялся с зада, образуя воронки и маленькие цунами.
        Никто не знал, куда мчится Слепой, не знал этого и он сам, однако отчаянно крутил медали. Стоп! - бросилось в фотоэлементы Слепому. Хлоп! - кто-то попал ему под колеса: это был маленький гадишник с полосатой палочкой, отбившийся от семейства, которое лежало в зазаде, и решивший сам попробовать, что такое настоящая Охота. Попробовал? Слепой сделал ему контрольный выброс в голову и помчался дальше ...
        ... Дальше было все, что должно быть дальше: Слепой нашел общагу, перебрил бантиков, бантики перебили друг другу аппетит, и зелень мягко опустилась на язычок и в лапки Слепому. Сейчас Слепой живет в навороченной усовершенствованной теплотрассе и время от времени поднимает носом крышку люка.
        Может быть, он надеется, что Хромой когда нибудь тоже навернется, ступив ногой в его люк, открытый по такому случаю каждую безлунную ночь ...
        Все может быть. А значит, героя ждет еще много подвигов, а нехороших людей - множество проблем. Уж Слепой об этом позаботится, будьте покойники!

Слепой против Хромого





     
Вверх
Кроткое содержание предыдущих серий

        Повторяем содержание предыдущих тысячи пятисот четырнадцати пяти семидесяти ста серий многосериткала "Тропическая лихорадка под кактусами".
        Дон Базедан Луи Гарсиа Порка удирает от тяжелой тропической лихорадки. Злобный дон Хулиан пытается ему в этом помешать, потому что знает, что в случае если дон Базедан отправится не на тот свет, то ему дону Хулиану достанется шиш, а не ранчо в Долине Бешеных Кактусов, где, как известно из предыдущих серий, кроме змей и кактусов, есть еще пыль и песок.
        Поэтому он благополучно душит сестру-гляделку, которая угаживает за доном Базеданом по воле его родственников, желающих поскорее отправить дона Базедана к праовцам, дабы получить в наследство все его имущество в виде ранчо в Долине Безбашенных Кактусов и негра Буллио, волочащего за доброй коброй Розалиндой. Задушив сестру-сопелку, дон Хулиан сам откидывается сестрой и начинает воскрешать к жизни дона Базедана, а именно: делает ему электрошоки, подкладывает в постель кактусы и гремучих змей и подпиливает ножки смертного ондатра.
        В это время хитрый и неуспевающий адвокот Пуалирис, прикинувшись заколючкой, ловко подделывает подпись под завещанием отжившего дона Базедана и становится единственным овладателем всех кактусов. В это же стремя из колодца вылезает дона Магдалина, внебрючная дочь дона Базедана, и утробным голосом объявляет, что она его прибабка, что скрывалась в колодце, пока внучку не исполнится семьдесят лет, из девичьей скромности.
        Она же, хитро щучась на солнце, открывает ему тайну угольного сарая: оказывается, ленивый ниггер Буллио является сестрой дона Базедана от третьей ножки справа его письменного стола в левом центре от крайнего угла сверху. Все поют и дансуют, потому что нашли вдруг ухо. Страсти тем бременем закаляются.
        Дон Жулиан смотрит на негра Булкина, и тот под потливым взглядом признается ему, что они сиамские близнецы братья, которых бросила на помойку злая горчичная дона Базедана, притворившаяся его мусорным бедром. В это время в шкафу начинает возиться и стучаться сестра-свистелка, которую туда запхал дон Хулиган после того, как задушил ее лыжей.
        Освободившаяся сестра завершает свою благородную миссию: отравляет на рот свет дона Базедана собственноручно приготовленной миксдурой. Дон Базедан моментально умирает в течение пятидесяти серий. Раскрыв тайну кактуса, все оборачиваются к автокаду Пуалирису, но тот притворяется, что он вовсе и не тумбочка, а свинья-коптилка, и все сразу же отворачиваются, а в это время из угла является пыльный маленький пигмей, случайно закатившийся туда сто семнадцать серий назад во время рекламной позы
        /Рекламная поза/
        и предъявляет свои права на наследство в силу того, что он пыльный и грязный пигмей. Захвостка в том, что никто не знает про себя, кто он. А дон Базедан вообще все зарыл и съел все бумаги во время очередного приступа тропического маразма, когда ему показалось, что он должен держать Вонючую Тайну в себе, и теперь все дранчо переходит под патронтаж суммасшедшего нотыриуса, вообразившего себя хоронителем фамильных дряхлоцелостей.
        В течение еще десяти - ста десяти серий все оживленно препираются друг с подругом, пытаясь все больше запутаться и отупеть от жабности и всеобщего тугодумия, вызванного тропической лихорадкой под как-то усами.
        В конце концов в стране кактусов происходит передворот, а на ранчо веселый утренник, где все водят хороводы вокруг пальмы и поют песенки. На дранчо взвивается белый флаг с красным крестом и красным полубесяцем, и объявляется республика с элементами мохнархии и ослократии. Ниггер Будди жеребится на кобре Розалинде, и у них проявляется тушканчик Зорро. А страусы тем бременем накаляются...

Лапша на уши




     
Вверх
Доктор Коклюш и его пациенты

        Доктор Коклюш посмотрел на часы. Скоро должен начаться прием. Открыв шкаф, он пошарил рукой среди пузырьков с лекарствами. Достал оттуда один с надписью "Принимать с наружи в нутро" и высыпал содержимое пузырька в рот. Потом залил проглоченное медицинским спиртом и, довольный, откинулся в своем кресле. Блаженство разлилось по его белому халату. Глупо улыбаясь, доктор Коклюш прослушал себя стетоскопом и простучал молоточком. Затем встал на весы и икнул. Стрелка отклонилась на несколько делений вперед, затем снова задрожала на привычном месте: трех часах без пятнадцати грамм.
        В дверь уже нервно стучали посетители. Они же все были больны, и доктор Коклюш должен был знать об этом! Поспешно кинувшись к своему креслу, он прикрылся журналом "Здоровое" и крикнул: "Войдите!"
        Дверь робко приоткрылась, и в кабинет, озираясь, вошла нога. Доктор Коклюш дико взглянул на нее, но нога мягко сказала: "Подождем, доктор." И они подождали, пока не вошла другая нога. Потом, быстро перебирая пальцами, вбежала рука, волочившая ухо в пальцах, свободных от бега. Другая рука вкатила голову. За ними бодро вползло тело и его иные органы и части. Когда все это вошло, любезный доктор Коклюш предложил свою кушетку, и вся честная кампания расселась там.
        "Ну-с?" - важно произнес доктор Коклюш.
        "А-а ?!" - рявкнуло ему что-то прямо в ухо.
        Взвизгнув от ужаса, доктор Коклюш сбросил со своего плеча рот и, осторожно взяв его двумя пальцами, поспешно отнес к остальным. Он нервно наблюдал за бурно развивающимися событиями на кушетке.
        Правая нога уже успела натоптать на чистой простыне. Левая рука играла со шприцами. Правое ухо погрузилось в спирт. Левое ухо насаживалось на градусник. Левая нога злобно пинала все подряд, в том числе и органы собственного тела, визгливо отскакивающие в стороны. Голова лениво перекатывалась из угла в угол. Правая рука выдергивала цветочки из горшков и вставляло их в тело, которое бревном лежало на кушетке, ко всему равнодушное.
        "Ну-с, что вас беспокоит?" - вежливо спросил доктор Коклюш, бегая глазами туда-сюда и не зная толком, к кому он обращается. Он вовремя почувствовал в своем кармане неладное и, вытащив оттуда не свою, однако, руку, брезгливо бросил ее на кушетку.
        "Родина, доктор." - произнес чавкающий голос из сумки доктора.
        "О, Господи!" - простонал доктор Коклюш и вытряхнул содержимое своей сумки на стол. От обеда остались одни крошки. Зато там сидел довольный рот и облизывался.
        "Родина, доктор." снова произнес рот. " Родина на левом ухе. Нельзя ли ее убрать?"
        "Но где?" - ошалело спросил доктор Коклюш.
        "На левом, доктор, на левом. Справа от вас, доктор. Озаритесь по сторонам."
        Доктор Коклюш повертел головой вокруг себя, но так ничего и не увидел. "Оно у вас среди деловых бумаг." - сказал рот, потянувшись губами к первичному половому призраку.
        "Среди деловых?"
        "Ага. В историях болезней."
        "Ну, знаете, это уж слишком, - обиженно пробурчал доктор Коклюш. - А как же врачебная тайна?"
        "Доктор, мы с вами не дети, - сурово произнес рот, выплюнув остатки первичного полового призрака. - Гадость какая."
        "А кто же мы?" - спросил совсем уж ошалевший доктор Коклюш.
        "Мы, доктор, взрослые и солидные люди, и левое ухо тоже взрослый и почтенный член нашего общества, и оно будет лежать в историях болезней, потому что там оно скорее разгладится от несправедливостей, вчиненных ему. А вот и оно!" - сказал рот и жадно облизнулся.
        Разглаженное ухо вылезло из узкого пространства между листами истории болезни одного глухого, шелестя, подползло к доктору Коклюшу и потерлось об его золотые часы.
        "Хорошо. Я сейчас выпишу рецепт." - пробормотал растроганный доктор Коклюш и повернулся к секретеру.
        Ужасный визг и стук на столе заставили его вновь обернуться. Это рот и ухо сцепились друг с другом. Рот рвал зубами ухо, а ухо бессильно колотилось об стол, издавая шлепающие звуки и жалобно пища. Вне себя от гнева доктор Коклюш схватил пачку историй болезней и с ревом накрыл ею дерущихся.
        "Вон из моего кабинета! - истерично закричал доктор Коклюш. - И вообще, я негропатолог, а это значит, что вы записались не на тот прием!"
        После этого доктор Коклюш сам записался на прием к психиатру Тазепаму.

Лыжи




     
Вверх
Дело о Трех Буках

        Было хворое утро, какое обычно бывает в Лундыне папа не тельникам. Я и мой друг Шурик Хамса сидели в нашей маленькой пробирке на Бекон-стрит и занимались своими телами. Я просмаливал утренний помер "Санин Таз", а Хамса пипикал на всхлипке. В камине свесело буркал огонь. Кончив терзать струны, Хамса вдруг повернулся ко мне и бодро заметил:
        - Вакса, вы сегодня не мыли нохи!
        - Паразительно, Хамса, как вы догу дались?
        - Алиментарно, Вакса, у вас черные подовши.
        - Бредположим, что я в ботинках!
        - Исключиено, Вакса. Ваши ботинки съела собака Бакс - и - Вилли.
        Мой друг всегда поражал меня своей на блюдо дательностью и прожорливым умом. Внезапно я натолкнулся на статейку, которая могла заинтересовать моего трупа.
        - Послушайте, Хамса, что пишут в клозетах: Икс, Игорек и И. Кроткий опять оставили свои инициалы на стене ландунского папа. Подлецейские сбились с нот. Расследование поручено вести инсекту Клейстеру. По мнению угажаемого инспекера, в Лендуне ородует подстольная секта "Ау, Синяки". Что вы думкаете по этому проводу, Хамса?
        Тут мой друг покраснел, потом пожелтел, потом позеленел. Затем встал на голову и начал ходить из угля в уголь, муркая себе поднос. Так он делал всегда, когда его что-то изрисовало.
        Я думаю,что нам нужно эхать туда и не метлено!
        Не пожевав боброго нутра мырсыс Храпсон, Хамса сглотнул свой и мой кафе, выгрыз желтки из глаз яичницы и бросился из окна на улицу.Через час мы выли на месте исступления.
        Достав большую глупу, Хамса ползал по земле и что-то там тискал. Как следует измазавшись, он на конец подмялся и сказал:
         - Картинка отупения мне ясна. Предсудник маленького роста, с широко раставленными глазами, по профессии мучитель мат и матика, неграмотен, любит выпить и птичек. Имеет жену по имени Галочка. Носит круглые очки и о-о-очень носат.
        - Хамса, ради дога, откуда вы это узнали?
        - Начнем попа грядку. Разумеется, предстатник маленького роста. Мне не пришлось даже вставать с земли, чтобы все углазеть. Посмотрите, какое расстояние между этими тремя буками. Так мог писать только человек с широко расставленными глазами. Конечно же, он учитель мата матика. Только им известны буки "ИКС" и "ИГРЕК". К тому же слово начиркано мелом. Он слабо знаком с ангельской арфаграфиней. Бука "N" у него написана наорборот - "И".
        - А птички?
        - Видите вон ту маленькую галочку над букой "И"? Кстати, отсюда я узнал и имя его жены.
        - Генитально. А почему он любит выпить?
        - Слово написано на стене паба.
        - А как вы узнали , что он очкат и носат?
        - Видите ли, Квакса, он оставил свой автопортрет рядом с этой странной надписью. Все просто.
        - Да, Хамса, вы классный дефектив.
        - Остается только найти такого мучителя в близвизжащей скуле и опестовать его. Думаю, этим займется наш многоурожаемый друг Клейстер. Ну что, зайдем выбьем по кабанчику?
        Я был невротив.

Собака БаскетроббинсШерлок Холмс





     
Вверх
Прогноз погоды

        Завтра ожидается духота и дурнота с последующей мокротой и скукотой. Местами пройдут дебильные психопаты. Переменная обморочность без остатков. Носорогам скользко, голодевица. Телепатура подскочит до 37,7. Жди дожди. Надвигаются важных циклопов семеро. Типатура отскочит на 180 кактусов ниже руля. В такие сырые безмозглые дни вам будет сухо и комфортно в колодках "Зад Пилигрима", за чашечкой крови Пеле.

Шайбогон





     
Вверх
Реклама на ОРЗ

        - Доктор, у моей дочки почему-то перестали выпадать зубки. Что я только не делала. Каких только напастей не перетрогала. А ведь мы регулярно прореживаем зупы.
        - Не все пасти одинаковы. Попробуйте нашу новую зубасту "Бледный мент с Хворым стадом". Она содержит кариес, а значит удаляет и зубы...

        Десять лет спустя.
        - Моя дочка так и не выросла, а во рту - ни одного нового зупа! Скажи дяде спасибо!
        - Хвщщщио...

Красный галстук пионерский




     
Вверх
Убить Микки Мауса

        Меня уже давно выводила из себя нахальная слащавая физиономия Микки Мауса. Было в ней что-то вычурное, неестественное. Чего стоила только его раскраска. Черные круглые уши, как две маленькие сковородки. Вокруг глаз и вокруг носа - белое, остальное опять-таки черное. Типичная редиска. Пародия на мышь. А эти башмаки с тупыми концами! А шорты! Эти красные шорты с помочами и желтыми пошлыми, откровенно казарменными пуговицами раздражали меня больше всего.
        Еще я ненавидел жирную утку Дональда, дебильную дворняжку Гуффи и порось в трех лицах (или рылах?). Но Микки Маус был моей самой большой проблемой. Я поклялся на комиксах, что убью его. Да, да, убью! Уничтожу, как он уничтожил Чебурашку, вытеснив его с экрана. Ведь Чебурашки больше не было!
        А ведь раньше я любил Микки. Я был его преданным поклонником и даже состоял в фэн-клубе и переписывался с ним, и носил значок с надписью "Я-Микки-Маус". Но потом меня озарило, ударило, прошибло! Я понял, что Микки Маус фальшив, он выдуман. То, чему я подражал, неестественно. Таких шорт не носят. Их просто нет в продаже. И я стал взращивать свою идею, я стал вынашивать ее в себе. Идея стала смыслом моей жизни.
        В тот вечер, когда я решил убить Микки Мауса, я слышал голос из розетки телевизора: "На тебя возлагается особая миссия, сыр мой! Ты должен освободить телевридение от засилия американской шпаны. Действуй!" И я начал действовать. Первое время я ничего не предпринимал, только выслеживал его. Он бегал по экрану в своих мудацких шортиках в сопровождении кучки прихлебателей. Я смотрел, по каким каналам он транслируется, в каких местах экрана появляется чаще всего. О-о-о, нет я не был истеричным фанатиком. Я вполне хладнокровно отслеживал своего врага, я его пас, как пасет зверь свою добычу, пока не прыгнет ей на круп и не разорвет когтями трепещущую плоть. Я готовил Микки Маусу Участь.
        Я решил убить его - из рогатки. Револьвер был для него слишком благородным оружием. Я сделал себе мощную убойную рогатку в форме мышиного черепа с торчащими в разные стороны ушами. Но потом я решил, что надо действовать наверняка. Я купил ружье. Купил дробь на кабана.
        Вскоре наступила Суббота. Этот день должен был решить все. Я спокойно ждал. Микки Маус должен был появиться в 17.00 в передаче "Волшебный тир Диснея". Эта хитрая тварь бегала по экрану из угла в угол слишком быстро и не очень долго, но я знал, что успею сделать все как надо.
        Я посмотрел на часы. 16.45. Отлично. Я прошелся по всему дому, закрыл окна, завесил шторы. Потом пошел в кухню и выпил пива. Взглянул на фосфорическое сияние циферблата. 16.48. Я провел рукой по лбу. "Спокойно, парень, - говорил я себе. - Ты войдешь в историю".
        Затем пошел в ванну и зарядил ружье дробью. Дробь была крупная, что надо.Вдруг ужасная мысль осенила меня: дробь может его не задеть! Как я раньше не подумал об этом? Что делать? Времени оставалось совсем немного. 7 минут, 6 минут, 5 минут - оно вдруг понеслось вскачь. "Ничего, -сказал мне голос из умывальника. - Будешь стрелять в упор."
        Я включил телевизор. Сразу же возникли голоса из рекламы. Реклама мой самый заклятый враг после Микки Мауса, но ее я уничтожу после выполнения Основной Задачи. Дети в памперсах, жвачка Ригли, курица Галина Бланка - все они сейчас зависели от движения моего пальца на курке. Я хладнокровно взирал на всю эту пеструю компанию, как Палач, который оглядывает толпу зевак с высоты эшафота, зная, что никто из них не избежит встречи с ним.
        Вот оно! Замелькали краски, заиграла музыка. Перед глазами мелькнула вагонетка со зверьем. Кажется, он тоже был там. Я знал, что он меня не видит, значит, ничто не спасет его от расправы. Я поднял ружье.
        Появился он, как всегда, веселый и самодовольный. Настоящее порождение шоубизнеса в красных штанах. Он весело раскланивался, паясничал, не зная, что его ждет. Я откровенно наслаждался властью над этой жалкой старлеткой экрана. Звезда, которую создали сотни таких, как я, работяг. Культ успеха, символ American dream в помочах был в моих руках. Во мне мелькнуло что-то вроде жалости к ушастому клоуну, когда он малевал там себе что-то кисточкой. Я нажал на курок.
        Раздался треск, и из того места, где только что был Микки Маус, вылетел сноп искр, салютуя мне и олицетворяя конец всей этой мышуры. Сразу погас свет и отключился звук.
        Я сел в кресло и посмотрел на черную дыру в кинескопе. Я был спокоен, как никогда, и стал листать комиксы. Забежавшая в комнату жена в шоке кричала: "Да ты понимаешь, что ты натворил?!"
Я посмотрел на ее нелепое лицо, и меня разобрал смех: "Да, знаю. Я только что убил Микки Мауса!"
        Так я вошел в историю (болезни). Меня признали невменяемым мышьяком.

Еж




     
Вверх
О том, как у нас отливали памятники

        В нашем городе жил гений. Раньше то мы и не знали, что он гений и не обращали на него особого внимания. Но оказалось, что зря.
        Гений так прославил наш городишко-замухрышко, что все как-то стали нас уважать. Стали искать на картах, где это мы живем (конечно, фиг они что там нашли), хотели было приехать к нам на автобусах, да, естественно, не доехали, ведь у нас никогда не было дорог. С письмами, которые писали поклонники, голубиная почта не справлялась, и гений много хорошего не узнал про себя и про свой талант. Телеграф в дождь не работал: вода тушила костры, которые мы разводили на холмах.
        И поэтому мэр решил: мы должны отблагодарить гения за вклад в жизнь и тело нашего городка. Слава достойного гражданина должна быть увековечена в бронзе, чтобы потомки знали, на кого им равняться. Было решено отлить памятник. Гений должен был стоять, опустив голову, якобы в сильной задумчивости, и играть на лире. Лиру предложил учитель литературы. Он ее видел в хрестоматии. Долго искали лиру. Естественно, в нашем городе не нашлось никакой лиры и решили использовать хомут. Потом кто-то предложил лавровый венок. Предложивший был учителем истории. Он такое видел в пособии по работорговле. Лавров у нас тоже не было, зато было полно лопухов.
        С тех пор гений понял, что такое настоящая слава. Его таскали за собой повсюду, как собачонку. Его ставили то на табуретку, то на стремянку, подвешивали за помочи в разных местах города, прикидывая высоту постамента, диспозицию и композицию, освещение и гармонию с окружающим архитектурным ансамблем. Гения ставили во всевозможные позы, и было жалко смотреть на то, как он стоит, просунув голову между ног, и, разглядывая свои пятки, торчащие из дырок в ботинках, "играет на лире". Тем не менее он придавал своему взгляду одухотворенность и сразу было видно, что он гений.
        Когда дело дошло до бронзы, оказалось, что потребности машиностроения намного выше потребностей гениев. Гения отдали на недельку кузнецу. Кузнец рассмотрел гения со всех точек зрения и сказал, что справится и памятник сделает, а гения пусть оставят в качестве образца. "Усе будет натурально. Усе будя ойкей" - напоследок заявил кузнец и как-то странно и нехорошо посмотрел на гения.
        Наступил День Отплытия Памятника. На площади собрался народ. Все лузгали семечки и глядели на длинную выпуклость, прикрытую парусиной. Начался обмен мнениями, что это такое. Одни считали, что это будет столб для лазания на небо, другие, попрагматичнее, думали, что это все-таки дорожный указатель или, что скорее всего, здесь будет новый базар.
        Наступил торжественный момент. Отцы города произнесли речи такой захватывающей силы, что граждане на минуту перестали клевать семечки и склонили набок головы. От наплыва чувств кто-то даже слишком громко объявил о своей кишечно-желудочной проблеме. Как потом выяснилось, это был салют.
        Парусина поползла вниз, и гений предстал перед народом. Все стали его разглядывать: "Жалкий какой-то! Ишь, скривился! Та не, это он улыбается. А это шо за рогатина? Инструмент какой, да? Блестит-та как, как блестит! Гля, гля, а на носу-та прыщик! Чо он молчит-та? Эй, чо молчиш? Скажи чо-нибудь. Ой, а похож то как. А помнишь Ваську Захудрайло? Он так жа стоял, как выпьет. Чисто истакан."
        Стали искать виновника торжества. Но его нигде не было. "Гордый."- подумал мэр и послал за кузнецом. Привели кузнеца. "Куда дел гения?"
Кузнец почесал под шапкой и сказал: "Как это куда? Да вот же он перед вами!" И указал на памятник. "Я его чугуном залил. Он даже не пискнул."
        "Ты идиот!"- прошипел мэр. - " Мне таких памятников нужно было штук пятьдесят, не меньше, а где я столько гениев разведу, а?"
Кузнец еще раз почесал под шапкой: "Так эта. У меня формочки остались. Можно еще понаделать гениев. Какая разница?"
        "Есть разница. Есть! - не унимался мэр. - У меня был проект гения на лошади, гения под лошадью, гения с яблоками нашего колхоза, гения со свиньями нашей образцовой фермы и еще много-много других проектов. А теперь? Что делать теперь?"
        "А знаете, что? - предложил вдруг помощник мэра. - Давайте сделаем так. Гений уже не убежит, ведь он памятник. А яблоки, свиньи и лошади к нему приложатся."
        "Что ты имеешь в виду?" - заинтересовался мэр.
        "Я имею в виду смысловую нагрузку памятника. Обратите внимание, как стоит наш гений. Он смотрит вниз и играет на лире. Образно говоря, он воспевает то, на что смотрит. Ведь так?"
        "Продолжай." - оживился мэр.
        "А раз так, то под него мы можем поместить лошадь, свинью или яблоки, даже прелые, а он все равно будет их воспевать. Логично?"
        "У тебя не голова, а просто золото! Так бы и отрезал и положил бы в сейф!" - воскликнул мэр и на радостях расцеловал своего помощника.
        С тех пор у подножия памятника всегда было оживление. Туда приходили свиньи и лошади, там неделями лежали яблоки и навоз образцовых хозяйств нашего города, туда приходили из пивных философы и юное поколение, дабы зарядиться чудодейственной силой, исходящей от гения. Фотографы суетились вокруг памятника, запечатлевая все для потомков. Гений, озаряемый фотовспышками, смотрел на все блестящими глазками то ли с улыбкой, то ли со сведенным от боли лицом и сжимал в руках свою лиру-хомут. А что делать? Работа такая у памятников.
        Как говорит Кузьмич, "арс ломка, вита бредис" *. И он прав.

* Кузьмич переврал латинскую сентенцию: "арс лонга, вита бревис" (лат.) - жизнь скоротечна, искусство вечно.

Памятник




     
Вверх
О, утро!

        Как улетающий вдаль я,
        Как будто бродящий...
        По небу ходящий как будто,
        Хотел бы пропеть я,
        Как просвистеть бы
        Хотел я гимн восходящего утра!
        О, как бы желал я,
        Ах, как бы я жаждал мнгновенья
        Увидеть, услышать момент твоего пробужденья,
        О, утро!
        Но нет, к сожалению,
        Нет, нет, к огорчению,
        Не видеть рождения мне утра,
        Не видеть мне света...
        И лучше совета мне не услышать,
        Чем спать до обеда
        Все утро!

Романс





     
Вверх