| |
Алексей Толкачев
Айвенго
На каждой линии есть станция Пиздец.
Умка
Проклиная все на свете, с рюкзаком за спиной и деревянной табуреткой в руке, Сергей выбрался на платформу. Позади с шипеньем захлопнулись двери, и электричка мигом исчезла где-то в черной ноябрьской ночи. Чертовски холодной ночи! Сергей поставил табуретку и, пошатываясь, стал застегивать молнию куртки. Пьяные пальцы слушались с трудом, но после нескольких попыток все же удалось победить непослушную молнию. Еще и дождь моросит, мать его! Он накинул на голову капюшон. "Выходите, выходите! Последний город!" Какой, на хрен, последний город? Где я, вообще? Что за станция? Никаких табличек с названием на платформе видно не было, а вот на станционном здании надпись имелась: "РАЙ-АД". Хрен знает, что за станция. Сергей такого названия не помнил. Взглянул на часы. Почти час ночи. Да... Приехали... Что теперь? Куда теперь? Больше всего хотелось спать. Сначала проспаться, отдохнуть, а завтра - будет день, будет и...
- Ты попробуй в здание войти. По-моему, дверь открыта. Там и заночуешь, - сказала табуретка. - А то я знаю, что у тебя на уме! На меня усесться и закемарить. Плохая идея. Во-первых, замерзнешь. А во-вторых, мне под дождем всю ночь стоять - на фиг не надо. Я деревянный, мне это вредно... Что глазами хлопаешь? Ты знаешь, сейчас на кого похож? На девочку Элли, которая из Канзаса попала в волшебную страну. Со своей собачкой. "Ой! Тотошка, ты разговариваешь!" Иди, вон, на станцию, я тебе говорю, и спать там ложись где-нибудь на лавке.
Десятью часами ранее.
Сегодня, в пятницу, у Сергея был один единственный вызов, причем недалеко от дома - на улице Щипок. Да и работа пустяковая. Не пришлось ни искать причину неисправности, ни заменять детали. А просто в барабан стиральной машины попала "косточка" от бюстгальтера. Всего и делов - снять тэн да вынуть из барабана посторонний предмет. Работы на полчаса максимум. Впрочем, провозиться пришлось почти час - нагревательный элемент приржавел и нипочем не соглашался вылезать. А применять силу, с риском сломать, не хотелось. В общем, освободился Сергей, все равно, рано, и, по такому случаю, решил совершить, наконец, последний в этом сезоне выезд на дачу. Забросить туда кой-какое барахло да и закрыть там все на зиму. "Кой-каким барахлом" была, собственно, старая деревянная табуретка - практически, ровесница самого Сергея. Почти весь свой век эта табуретка и провела на даче, но несколько лет назад, незадолго до развода, Ленка затеяла ремонт, перевезла табуретку в квартиру, чтоб вставать на нее, занимаясь малярными-обойными работами... Ленка уж три года, как ушла. А табуретка со времен того ремонта, так и не законченного, валялась на балконе. Пришла пора вернуть ее на место.
Ехать Сергей решил электричкой 17:40. Значит, на Белорусский вокзал надо будет прибыть, ну, где-то минут в двадцать шестого. Времени еще полным-полно, и, как раз, по пути можно заскочить на Крымский вал к Мишке. Прямо с вещами да с табуреткой можно и заехать, не велика обуза. Посидим, побакланим, а потом оттуда - на Парк Культуры и на метро до Белорусской.
На Крымском валу перед Центральным Домом Художника работал уличный вернисаж, и Мишка, как обычно, сидел там, в брезентовом шатре, в окружении своих картин.
- Здорово, художник! Так весь день на улице и торчишь? В сосульку еще не превратился?
- Не может быть! Неужели у господина инженера нашлось время навестить бедного художника! Да, не жарко, - сказал Мишка, пожимая руку Сергею. - Но, знаешь, как говорят: "Сибиряк - не тот, кто не мерзнет, а тот, кто тепло одевается". Да есть и чем погреться, - художник похлопал себя по оттопыривающемуся карману куртки. - А впрочем, пойдем-ка, нормально погреемся и нормально посидим! Угощаю, повод есть!
Мишка приоткрыл стенку соседнего шатра.
- Никитос, последишь тут за моим хозяйством полчасика, о кей? Я с другом в ресторан заскочу. Звони если че, о кей? Серый, а табуретку - это ты мне в подарок притаранил, да? Думал, мне тут сидеть не на чем? Спасибо!
- На дачу везу.
- Ну, бросай ее здесь. Потом заберешь.
- Нет уж, возьму лучше с собой, - рассмеялся Сергей. - Она у меня ценная!
В ресторане Дома Художника было тепло и уютно. Мишка, для начала, заказал по двести граммов виски.
- Цены на бухло тут конские! - пожаловался он. - Но сегодня могу себе позволить. Заработал.
- Картину хорошо продал?
Мишка махнул рукой:
- Да куда там! Кто, на фиг, мои картины хорошо купит. Но вот, смотри, календарь издали. На следующий год. С моей графикой. Все страницы, все двенадцать месяцев - все мое! Хороший тираж, хороший гонорар. Держи экземплярчик, дарю. Погоди листать, давай чокнемся за встречу.
Календарь был совершенно замечательный. Сергей вообще всегда восхищался творчеством приятеля. Что бы тот ни изображал - природу ли, городские ли виды, даже и портреты - все у него выходило каким-то... волшебным, что ли. Этот же календарь, который Сергей держал сейчас в руках, смотрелся и вовсе сказочно. На странице каждого месяца был изображен какой-то фантастический город. На первой, январской, странице тесным лабиринтом стояли готические домики, меж которыми бежали узкие брусчатые улочки. В городе была ночь, а источниками света служили две луны, висевшие над черепичными крышами. И еще светились два окошка: окно в крайнем слева доме, смотрящее на запад, и в крайнем доме справа, окно, смотрящее на восток.
- Тут, как бы, тема городского одиночества, - пояснил Мишка. - Здесь вот, за этим окном, не спит человек. Ему кто-то нужен. И этот кто-то - он вон там, в том доме, и тоже не спит. Но они не знают друг о друге и никогда не встретятся, потому что дома их стоят не рядом и окна смотрят в разные стороны.
- Печально. А что за буквы?
Под крышами некоторых домов видны были разные трехбуквенные сочетания: ТТТ, ККБ, ССС, ЭБР.
- А я почем знаю, - пожал плечами Михаил. - Это мне так увиделось. Ну... вывески там у них такие, наверно...
На других страницах были и вовсе сказочные города - с домами, висящими в воздухе, с замками из льда, с башнями из водяных пузырей. Сказочные картинки, да еще и под виски, смотрелись просто замечательно. А на последней странице, с надписью "декабрь", был... московский пейзаж. Причем тот вид, который открывался как раз с Крымского вала в сторону центра, вдоль набережной: Москва-река, памятник Петру Первому, Храм Христа Спасителя.
- Концептуально, согласись? - сказал Михаил. - Типа, вот всякие разные нереальные города, а в заключение, последним номером - самый нереальный - Москва! Разве нет ощущения, что, когда на московский вид смотришь после этих вот фантастических, то он кажется гораздо фантастичнее их всех?
- Пожалуй, да, - согласился Сергей.
- То-то и оно. Один памятник Петру чего стоит. Это ж просто какое-то явление из другого мира, непонятно кем и с какой целью придуманное! Сейчас еще по двести возьмем... Да что - памятник! Я тут иногда такое вижу...
Мишка вытащил из папки и стал раскладывать на столе листки бумаги с карандашными набросками.
- Вот, например. Однажды под вечер, на закате, смотрю на Храм Христа, а там...
На переднем плане эскиза условно, несколькими линиями, но узнаваемо, был обозначен все тот же памятник Петру, а за ним, в отдалении, частично скрываясь в низких облаках, высился словно бы гигантский водопроводный вентиль.
- Веришь - своими глазами видел!
- Ты, Миш, травки поменьше дул бы! - рассмеялся Сергей. - А то и не такое увидишь. Знаю я, каким ты, порой, бываешь. Пару месяцев назад подходил тут к тебе на вернисаже - так ты меня не узнал даже.
- А что, думаешь, отрицать стану? - Мишка поднял стакан, - Давай, будем здоровы... Да. Это бывает у меня, Серый. Бывает. Случается, знакомых не узнаю. А то наоборот - узнаю незнакомых. И в московских видах чего только, иной раз, не мерещится... На набережной тоже. Если долго стоять и на воду смотреть, там такое, порой, шевелится... Только это не от травы. Я с ней давным-давно завязал. Тут дело другое. Знаешь, как в песне поется: "хорошая крыша летает сама".
- Ну, значит, везет тебе, - сказал Серега. - Значит, не скучно тебе в Москве. Каждый день - новая сказка, ха-ха! А мне вот до того осточертела столица наша... слов нет! Вот это вот все... - он сделал неопределенный знак рукой и обвел глазами зал ресторана.
Из телевизора, висевшего на стене неподалеку, послышался бодрый рекламный голос:
- Глаза покраснели? Инфекция? Зуд?
Капли офтальмоферон на помощь придут!
- Вот! - пьяно возмутился Сергей, - Слышишь, какие тут у нас стишки по телевизору звучат? Убогий рекламщик свою убогую идею даже в стихотворный размер уложить не способен! Вот тебе и Москва. Вот тебе и жизнь вся наша тут, долбаная... Так вот взял бы и уехал отсюда куда-нибудь к чертям собачьим! И так, чтобы уже не вернуться сюда никогда. В какой-нибудь, вон, твой город из календаря. Давай... За искусство, во всех его проявлениях...
Выпили.
- А это что у тебя?
Серега вытащил из кипы листков портрет. Это был уже не просто набросок, а довольно хорошо проработанный карандашный рисунок. Лицо девушки. Сергей всмотрелся в это лицо и... почувствовал, что просто не может отвести от него взгляда.
- Это что? Это кто? - пробормотал он, не отрывая глаз от портрета.
- А, это. Да так, никто. Фантазия просто. Сидел как-то, просто, от нечего делать, карандашом чирикал. Всплыл такой вот образ в сознании, сам собой как-то.
- Всплыл, говоришь... Образ? Вот бы мне такой образ где-нибудь в жизни всплыл... Я бы с ней... К чертям собачьим... Даже в Москве бы мог остаться.
- Да ты уж, никак, пьян, старик! - рассмеялся Михаил, убирая со стола рисунки. - В портрет влюбился. Прям, как этот... Из этого, как его... Ну, кино такое было. Не помню щас... А ты мне вот, что скажи. Ты еще губными гармошками занимаешься?
Губные гармошки были давним хобби Сергея. Не столько любил он на них играть, сколько возиться с ними: разбирать, подстраивать, колдовать над язычками, чтоб лучше звучали. В юности была у него гармошка, старая немецкая, доставшаяся от деда. Трофейная. Фирмы Zeydel. Но со временем инструмент несколько расстроился. Некоторые язычки стали давать не те ноты. Губная гармошка инструмент очень даже нежный. Боится и влаги, и ударов, и холода, и жары. Слишком сильно дунешь - тоже может расстроиться. Иные музыканты, те, что с агрессивной манерой игры и не из бедных при этом, вообще играют на гармошке один концерт, а для следующего берут новую. Серега тогда (дело было в конце восьмидесятых) понес гармошку в мастерскую по ремонту музыкальных инструментов. Где ему сказали, что губные гармошки не ремонтируются. После в руках у Сереги побывало немало инструментов - и немецкие, и китайские. И плохие, и хорошие. А потом оказалось, что они очень даже и ремонтируются. И настраиваются. Было бы желание. Язычки можно заменять. А можно и обрабатывать, повышая или понижая звучание. И в этом деле Сергей достиг определенного мастерства. Иногда перепадали ему и денежные заказы от музыкантов на ремонт или "кастомизацию" губных гармошек. Основным-то ремеслом Сергея был ремонт бытовой техники, но и на хобби времени хватало.
Мишка положил на стол небольшую гармошку с деревянным корпусом и металлическими крышками благородного медного оттенка. Классический блюзовый вариант с десятью отверстиями.
Сергей взял инструмент в руки.
- Ишь ты, "Зайдель"! Тональность... смотри-ка, ми-минор! Интересная штука. А что с ней?
- Пятая дырка не дудит. Можно починить?
- Попробую.
- Ну тогда давай еще за искусство... Только Никитосу звякну, чтоб он там не скучал. А то я обещал, что на полчасика уйду, а прошло уже...
Как ехал на Белорусский вокзал, Сергей помнил. Как садился в электричку, помнил.
А разбудил его человек в синей униформе с повязкой на руке.
- Гражданин, приехали! Выходите! Последний город!
- Какой последний? Можайск? - испугался Сергей.
(Вот, блин, проспал свою остановку, так уж проспал!) За окнами электрички чернела ночь. Сергей с трудом продирал пьяные глаза.
- Нет, не Можайск. Последний город.
- Бородино?! (Елки-палки, совсем беда!)
- Какое Бородино, пить надо меньше! Говорят вам: последний город. Выходите! Дальше пассажиров не возим.
Проклиная все на свете, с рюкзаком за спиной и деревянной табуреткой в руке, (надо же, не потерялась в пути!) Сергей выбрался на платформу. За спиной с шипеньем захлопнулись двери, и электричка мигом утонула в черной ноябрьской ночи. Сергей поставил табуретку и, пошатываясь, стал застегивать молнию куртки. Еще и дождь, мать его! "Выходите, выходите! Последний город!" Какой, на хрен, последний город? Где я, вообще? Что за станция? Табличек с названием на платформе не было, а вот на здании станции надпись имелась: "РАЙ-АД". Да... Приехали... Что, куда теперь? Сейчас больше всего на свете хотелось спать.
- Ты попробуй на станцию войти. По-моему, дверь открыта. Там и заночуешь, - сказала табуретка. - А то я знаю, что у тебя на уме! На меня усесться и закемарить. Плохая идея. Во-первых, замерзнешь. А во-вторых, мне под дождем всю ночь стоять - на фиг не надо. Я деревянный, мне это вредно... А ты меня, небось, не на помойке нашел, чтоб так обращаться. Ну что глазами хлопаешь? Ты знаешь, сейчас на кого похож? На девочку Элли, которая из Канзаса попала в волшебную страну. Со своей собачкой. "Ой! Тотошка, ты разговариваешь!" Иди, вон, на станцию, я тебе говорю, и спать там ложись где-нибудь на лавке. Завтра поговорим.
Проснувшись следующим утром, Сергей обнаружил себя лежащим на лавке в пустом вестибюле какого-то здания. Под головой, выполняя роль подушки, лежал рюкзак. Ну да, это же какая-то... хрен ее знает, какая далекая подмосковная станция. Электричка от Белорусского уходила в 17:40. А здесь, Сергей вспомнил, часы вчера показывали почти час ночи. Это сколько же он ехал? Семь часов?! Не бывает же таких электричек! Ох, ладно, надо вставать и разбираться... Спешить, слава богу, в принципе, некуда. Суббота сегодня. И деньги есть. Куда бы ни занесло, вернемся.
Сергей принял сидячее положение. С рюкзака соскользнул и свалился на пол календарь, подаренный вчера Мишкой. Вместо наволочки, что ли, вчера был постелен на рюкзак? Господи боже... Голова трещала. Рядом стояла табуретка. Серега похлопал ее по сиденью.
- Верный мой товарищ! И мой сурок со мною!
И тут ему вспомнился вчерашний пьяный глюк - как будто табуретка разговаривала. Вот ведь, блин! От Мишки-художника заразился, не иначе. Стремные глюки - это по его части. Но вообще, неприятный звоночек, надо себе признаться. Пора быть с алкоголем поосторожнее.
Сергей вышел из здания станции на платформу. Обернулся. На здании под крышей висела надпись "РАЙ-АД".
Послышался деревянный стук. Из дверей здания вышла табуретка и, перебирая ножками, засеменила в сторону Сергея.
- Мне кажется, хозяин, - сказала табуретка, подойдя, - я здесь не только разговаривать могу, но еще и читать твои мысли. Держу пари, ты сейчас думаешь: "Я умер и попал на тот свет. Здесь табуретки ходят и разговаривают. Передо мной здание Страшного Суда. Там скоро будет приниматься решение - куда меня: в Рай или в Ад". Угадал?
Сергей сел на платформу и закрыл глаза.
- Мда, - хмыкнула табуретка, - девочка Элли реагировала на говорящего Тотошку как-то более позитивно. Послушай, хозяин! Ну хватит уже думать, что у тебя белая горячка. К этой уютной мысли ты всегда успеешь вернуться. А сначала лучше попробовал бы ты уложить в своей голове такой нехитрый факт объективной реальности: твоя табуретка ходит и разговаривает. Это нормально. Здесь это нормально. Там, в наших родных местах, этого не было. А здесь есть.
- Здесь - это где? - тихим голосом спросил Сергей.
- Вот! Вот это уже прогресс! Хозяин вступил с табуреткой в диалог. Ура! И вопрос прозвучал правильный: где мы очутились? В высшей степени мудрый вопрос, достойный самого Страшилы Мудрого! Давай же, хозяин, вернемся в это учреждение с таким симпатичным названием и попробуем найти там кого-нибудь, кому можно будет задать этот вопрос.
Как ни парадоксально, но Сергею пришлось согласиться с табуреткой. В самом деле, признать себя сошедшим с ума - эта опция никуда не убежит. А пока что можно временно допустить (временно!), что табуретка ходит и разговаривает. И ладно. Задача номер один: узнать, когда обратная электричка в Москву. Для начала достаточно. Сергей направился обратно в здание станции. Рядом стучала ножками табуретка.
- Хозяин, конечно же, интересуется, почему я то и дело упоминаю сказку "Волшебник Изумрудного города"? Но ведь это очевидно! Это произведение знакомо мне гораздо больше других. В детстве это была любимая книга хозяина. Сколько летних вечеров, сколько дождливых дней на даче мы провели втроем: хозяин, я и эта замечательная книга. Я стоял у кровати хозяина, а книга лежала на мне... Однако, вот что! Хозяин, не вздумай называть меня Тотошкой! Я, знаешь ли, чувствую себя более значительной личностью, нежели просто милый ручной песик.
- Как же к тебе обращаться? - спросил Сергей. (Стоило приказать себе ничему не удивляться, и разговаривать с табуреткой стало значительно легче). - Небось, желаешь носить какое-нибудь звучное имя? Дин Гиор? Фарамант?
Табуретка... а правильнее сказать, табурет, ибо стало уже ясно, что этот предмет мебели ощущает себя личностью мужского рода, остановился и с достоинством произнес:
- Называй меня Айвенго.
- Айвенго? Это еще откуда?
- Хозяин на даче читал книги не только в раннем детстве. Были у нас счастливые деньки и в более поздние годы. Были у нас и Стивенсон, и Фенимор Купер, и Дюма. Был и Вальтер Скотт.
Вернувшись в вестибюль, Сергей заметил, что одно из окошек в стене открыто. Похоже, касса. Тут-то и можно узнать информацию об электричках, и сразу купить билет. В окошке сидела забавная старушка в остроконечной шляпе.
- Здравствуйте! - обратился к ней Сергей. - Мне, пожалуйста, один билет до Москвы. И скажите, пожалуйста, когда ближайшая электричка?
- Какие красивые и какие непонятные слова, сударь! - улыбнулась старушка. - Даже не могу сообразить, из какого вы клана? Эс-эс-эс?
- В смысле?
- В смысле, Снип-снап-снурре? Хотя, нет. Конечно, нет. Вы какой-то совсем странный. Неужели Эни-бэни-раба? "Мертвый не без гроба, а живому нет могилы", - так у вас говорят?
- Да бог с вами! О чем вы, вообще? Я спрашиваю, электричка до Москвы когда?
- Что вы называете электричкой, сударь?
- Электричкой, сударыня, я называю такой поезд! С вагонами. Который ходит по железной дороге.
- У нас, сударь, нет ни железных, ни каких-либо других дорог.
Сергей отошел от окошка.
- Ну, что узнал? - спросил табурет.
- А узнал я... Айвенго, что я, пожалуй, все-таки, в своем уме. Во всяком случае, по сравнению с этой сумасшедшей. И кто только такую маразматичку на кассу посадил! Железной дороги тут, говорит, нет.
- Хозяин, я дико извиняюсь, но ее, кажется, в самом деле, нет.
- В смысле?
- Ты сейчас, когда на платформу выходил, рельсы видел? Я, например, нет.
Сергей выглянул на улицу. Рельсов, действительно, не было. Перед зданием станции раскинулся зеленый луг, а за ним, за полупрозрачной серой дымкой, виднелся лес. В другой стороне, за зданием с надписью "РАЙ-АД", начинался город. Весьма старинный, судя по архитектуре.
Однако, что же это за чертовщина? Он же вчера приехал сюда по железной дороге!
Сергей вернулся к окошку кассы. Там уже никого не было. Тогда он постучал в соседнее, закрытое, окошко. На стук оно мгновенно распахнулась.
- Чем могу служить, сударь?
В этом окошке находился любезный молодой человек в высоком цилиндре.
- Скажите, это касса?
- Никак нет.
- Это, вообще, станция?
- Никак нет.
- А что это?
- Районная администрация, сударь. Вы же, верно, видели вывеску "РАЙ-АД"?
- Ясно. А-а... Простите за странный вопрос. Я сюда приехал поздно ночью. И вообще, оказался тут, некоторым образом, случайно... Что это за город?
- Последний город, сударь.
- "Последний" - это название?
- Как вам будет угодно. Если желаете называть - называйте. А вообще - просто последний город.
- Ох... Ладно. Скажите, как отсюда до Москвы доехать?
- Простите, я не совсем понял, куда вам надо. Но и вы меня не совсем поняли. Доехать отсюда нельзя никуда. Это последний город.
Сергей вышел на улицу. Еще раз огляделся.
- Пойдем-ка, Айвенго, прогуляемся по травке. Поглядим получше, нет ли там, все-таки, рельсов...
Рюкзак Сергей надел на плечи, а вот календарь остался валяться на полу в здании районной администрации.
- Хозяин, а ты как себя, вообще, чувствуешь? - спросил Айвенго.
- Голова болит. Тошнит немного. А так, ничего. А что?
- Ты только не пугайся... Но, мне кажется, ты каким-то немного прозрачным становишься. Через тебя сейчас уже вон тот фонарный столб слегка просвечивает...
Эта рабочая ночь Вероники была как две капли воды похожа на всякую другую ее ночь - такая же скучная и бесконечно долгая. Что ж - издержки муниципальной службы. Уныло, не интересно, оплата не слишком высокая. Зато уверенность в завтрашнем дне. Конечно, можно было бы пойти в ССС или даже в ТТТ (в отличие от некоторых, Вероника не боялась джиннов). Там доходы были бы не в пример выше. Но вот насчет уверенности - увы. Сегодня работа есть, а что будет завтра, никто не знает. А джинны еще и кинуть могут. У финансового клана "Трах-тибидох-тибидох" (сокращенно ТТТ) даже и девиз был откровенно ничего не обещающий: "Солнце сияет на благие и злые". Какая уж тут уверенность в завтрашнем дне. Да и работа там разная бывает. Когда, вроде бы, честная коммерция, а когда и темные делишки.
Вероника, ветряная ведьма, работала на муниципальный клан "Крибле-крабле-бумс". Ночами она летала над городом и проверяла лунные зеркала на крышах домов - чтобы они отражали свет двух небесных лун под правильными углами, равномерно освещая ночные улицы. В эту ночь рутину перелетов с крыши ни крышу прервал звонок тети Полины. На груди у Вероники запульсировала серебряная брошь - тетя вышла на связь.
- Здравствуйте, тетя! Рада вас слышать!
- Надеюсь, не разбудила?
- Что вы! Какой сон, я на работе.
- Все летаешь?
- Летаю.
- Надеюсь, на пылесосе? Или вам там, в мэрии вашей нищей, только метлы выдают?
- Метлы-то выдают, но я - так летаю. Без техники, сама. Вы же знаете, нам ветряным, техника без надобности.
- Не ветряная ты, а ветреная! И в голове твоей один ветер. Вся в мать, покойницу. Смотри, свернешь там себе шею!
- Ладно, вам тетя. Расскажите лучше, как ваши дела? Как здоровье?
- Здоровье-то в порядке. А вот насчет дел... Огорчили меня сегодня, старую. Вокруг пальца обвели.
- Да что вы говорите, тетя? Кто ж посмел?
- Точно и не скажу. По виду, вроде, ТТТ-шники. Но, может, и ЭБР. Приходит ко мне юноша, приличный такой, симпатичный, культурный. "Давайте-ка, - говорит, - бабушка, я проверю качество вашей водопроводной воды". Что ж, мне не жалко. "Валяй, проверяй", - отвечаю. Ну, он у меня из крана набрал водицы в алхимическую колбу, заклинание какое-то пробормотал, я гляжу: батюшки, вода-то вся коричневая! А он мне и говорит: "Плохая у вас вода в водопроводе. ПрОклятая. Надо магический фильтр ставить для очистки. Иначе вред большой для вашего организма". А я-то уши и развесила. Спрашиваю: "Дорого ли обойдется фильтр такой поставить? " Он отвечает: "Сто двадцать граммов лунной пыльцы. Но для вас со скидкой, всего шестьдесят девять". Слово за слово, уболтал он меня, черт речистый. Заплатила я. А теперь вот думаю, что ж это за фильтр, за такие-то огромные деньги?
- Да уж, тетя Полина! Ну вы даете. Как же так? Вы же ведьма высшей категории! Неужто вы не понимаете, что в алхимической колбе, да с заклинанием, можно и свинец в золото превратить, не то, что воду коричневой сделать?
- Ох, да понимаю я, все понимаю. Только задним умом... Но что ж это такое! Это ж просто какие-то последние дела начались в нашем тихом милом городе!
- Ладно, тетя Полина, не огорчайтесь. Попробую я найти управу на этих чертей. Это джинны из "Трах-тибидох", как пить дать. Их почерк. ЭБР так нагло не работают. Сегодня, как смену закончу, зайду в "РАЙ-АД", просигналю. Пускай с ними власть разберется.
Утром, закончив рабочую смену, Вероника, как и обещала тете, залетела в районную администрацию и рассказала там о мошенничестве с водопроводной водой. По пути к выходу девушка заметила лежавший на полу цветной... журнал, что ли? Ведьма подошла ближе. Нет, это был не журнал, а календарь на следующий, 2017-й, год. Вероника подняла календарь, присела на лавку и стала его рассматривать. Ничего интересного. На первой странице был изображен их город - знакомые, легко узнаваемые черты: характерные здания, узкие улочки и даже вывески с названиями корпораций: ТТТ, ККБ, ССС, ЭБР.
В воздухе послышался треск. Вероника подняла глаза. Реклама, что ли, опять? Как же она достала!
Действительно в вестибюль здания администрации залетело голубое облачко коммерческой рекламы. Послышался бодрый голос:
- Глаза покраснели? Инфекция? Зуд?
На кладбище скоро тебя отвезут!
Не хотите на кладбище - спешите купить лекарственное зелье от всех недугов производства корпорации ЭБН! Эни-бэни-раба, мертвый не без гроба, а живому нет могилы!
После чего голубое облачко взорвалось и рассыпалось дождем рекламных листовок.
Вероника продолжила рассматривать календарь. На других страницах тоже не было ничего особенного - все, большей частью, знакомые горда: Лапутберг, Альгида, Эль-Аквабад... Но вот последний город... Последний город, изображенный на странице с надписью "декабрь" поразил воображение молодой ведьмы. Это было нечто совершенно фантастическое! Дома в виде серых прямоугольных коробок! Река, над которой вздымается черный монумент, изображающий какого-то монстра, стоящего под мачтой парусного корабля. Золотые купола с крестами на заднем плане... Это какую же фантазию должен был иметь художник, чтобы вообразить такое! Впрочем, почему же вообразить? Все остальные города в этом календаре были реальными. Значит и этот последний город тоже реален. А значит... А что, чем черт ни шутит? Можно туда наведаться! Вероника встряхнула мешочек, висевший на груди. Вполне увесистый! Лунной пыльцы должно хватить. А саму технику перемещений Вероника освоила еще в детстве. Нужно только постараться как можно лучше представить себе место, в которое хочешь попасть. Чтобы избежать неточностей и искажений. Высыпав из мешочка на ладонь порцию лунной пыльцы, Вероника произнесла:
- Крибле-крабле-бумс! День в день, топор в пень, кому как, а нам эдак!
И зажмурила глаза.
Через мгновение окружающее пространство наполнилось волшебными звуками. Какие-то незнакомые шорохи, скрипы, визги, трели. Вероника открыла глаза. Получилось! Она стояла в том самом месте последнего города в календаре, которое было там изображено. Те же здания, река, страшная черная скульптура вдали. Девушка решила взлететь, чтобы хорошенько рассмотреть все сверху, но... очередное чудо! Оказалось, что в этом волшебном городе она лишена способности летать! От восторга у Вероники перехватило дыхание. Такого с ней еще не происходило ни в одном из городов, куда она перемещалась.
Что ж, раз нельзя летать, придется ходить пешком. Куда бы направиться? Все вокруг такое интересное, такое необычное, просто глаза разбегаются. Внимание девушки привлек уличный вернисаж - брезентовые шатры, в которых сидели художники, продававшие свои картины. Вероника медленно двигалась вдоль рядов холстов. В одном из шатров продавец держал в руках серебристый предмет, из которого звучала музыка. А потом оттуда раздался голос:
- Глаза покраснели? Инфекция? Зуд?
Капли офтальмоферон на помощь придут!
И снова сердце девушки забилось от восторга! Вот, значит, как можно! Вроде, стихи, но без размера! Потрясающе! Какой волшебный мир! И какое грозное заклинание: офтальмоферон!
И тут взгляд девушки зацепился за один портрет. На нем было изображен мужчина, поднесший к губам какой-то то ли прибор, то ли инструмент - коробочку с десятью дырочками и блестящими медными накладками. Лицо этого мужчины, полупрозрачное, словно частично состоящее из тумана, заворожило молодую ведьму. Как будто золотая молния пронзила ее душу. Вероника вдруг поняла, что на этом портрете изображен тот, кто должен стать ее мужчиной. Тот, кто предназначен ей судьбой. Подумать только, где она его увидела - в каком-то далеком фантастическом городе!
- Скажите, чей это портрет? - спросила Вероника у художника.
Тот пожал плечами:
- Да это, собственно, и не портрет. Так, нарисовал просто какого-то воображаемого человека, играющего на губной гармошке.
За вернисажем высилось здание с надписью "Центральный Дом Художника". На стене висела серебряная табличка с черной надписью: "Наш вал, дом 10". Вероника обернулась. По другую сторону дороги был виден парадный вход в какой-то парк - монументальное сооружение с колоннами. Сверху над колоннами было написано: "Парк Культуры и Отдыха имени Тараса Shift-ченко". Справа начинался мост через реку. Указатель гласил: "Наш мост". Вероника двинулась по набережной в сторону черной скульптуры. По мере приближения, над скульптурой вдали стало прорисовываться нечто еще более удивительное: словно от земли в небо поднимался гигантский водопроводный кран.
И тут Веронику грубо схватил за руку человек в красном мундире.
- Московская жандрармерия, поручик Федоров! Почему вы не перекрестились на Кран Креста Смесителя?!
Вероника недоуменно уставилась на поручика.
- Вы славная? Или нет? Если не славная, где ваша желтая нашивка? Что там у вас? Звезда, полумесяц? Или вы буддистка? Тогда где ваша нашивка в виде желтого ничто? Нет нашивки и не креститесь на Кран? В таком случае, вам придется проследовать со мной в участок для выяснения.
Вероника с радостью пообщалась бы еще с этим забавным офицером, но тут закончилось действие лунной пыльцы, и девушка вновь обнаружила себя сидящей на лавке в здании администрации своего родного последнего города.
Откуда-то с улицы послышалась незнакомая мелодия. Волшебный, словно мяукающий звук какого-то невиданного музыкального инструмента.
Вероника выглянула из дверей. На углу возле здания стоял и играл на губной гармошке он - мужчина с портрета! Такой же полупрозрачный, как на портрете, словно заполненный отчасти серым туманом. И Вероника с ужасом поняла, что это не "словно". Это и есть серый туман. Самый настоящий. Тот, что окружает их последний город. Тот туман, что создает вокруг города упругую стену, через которую нельзя ни пройти, ни проехать по земле, ни вылететь за черту города по воздуху. Тот туман, что за ночь без следа разъедает рельсы, если случается сюда забрести по ошибке какой-нибудь железной дороге, и мигом растворяет асфальт любого заблудившегося в этих краях автомобильного шоссе. В последний город можно приехать, но отсюда нельзя уехать.
Их город - последний город.
И он, увы, безжалостен к случайно попадающим сюда людям. Недолог бывает их век на здешних улицах. Серый туман растворяет и их - лишних в этом городе.
Вероника бросилась к Сергею. И он тоже сразу узнал ее - волшебную девушку с карандашного портрета, нарисованного Мишкой.
Чтобы говорить о главном, им не нужно было слов. Магия такого рода - она действует где угодно, а уж в волшебном последнем городе - само собой. Вероника и Сергей словно почувствовали, что они вместе уже тысячу лет, некоторое время назад, по какой-то нелепой случайности, расстались, но вот, наконец, воссоединились снова.
Однако, кое-что требовалось обсудить при помощи слов. Сергею все труднее было сопротивляться серому туману. Надо было срочно спасать его - перемещаться вместе с ним куда-то, где он придет в норму. Времени на разговоры оставалось мало, но правильные решения принять удалось. Выяснилось, что мир Сергея - это и есть тот город с последней страницы календаря. Только вот тот, да не совсем. Все-таки, при первом перемещении Вероника в своем воображении несколько исказила реальность. Но сейчас, с помощью Сергея, был хороший шанс попасть все-таки в ту самую, правильную Москву. Оставалось надеяться, что лунной пыльцы хватит для полноценного перемещения вдвоем. Вероника и Сергей взялись за руки.
- Крибле-крабле-бумс! День в день, топор в пень, кому как, а нам эдак!
- Давайте я вам еще своим заклинанием помогу, - сказала табуретка. - Бамбара-чуфара, лорики-ерики, пикапу-трикапу, скорики-морики!
Сергей, казалось, ничему уже не мог бы удивиться. Он готов был взмыть в небеса или, наоборот, провалиться под землю. Потерять сознание и очнуться в Москве. Или не очнуться вовсе. Затем в воображении стал рисоваться стереотипный фантастический образ - зеленая вращающаяся воронка "портала", в которую надо будет шагнуть.
На деле же ничего не происходило. На углу пустых улиц Последнего города он стоял и не чувствовал ничего, кроме тепла руки Вероники. Да еще Айвенго нервно постукивал деревянной ножкой по брусчатке. Разве что... воздух. Воздух терял прозрачность. Воздух наполнялся туманом. Тем самым серым туманом, из которого была соткана упругая стена, окружавшая город, и из которого, отчасти, состоял уже сам Сергей. Туман втекал на перекресток по всем улицам одновременно, клубился, поднимался вверх, делая совершенно уже невидимыми очертания окружающих домов.
"Ну вот я и растворился", - подумал Сергей.
Но постепенно окружающее пространство стало заполняться звуками. Шум проезжающих автомобилей, людские голоса. Где-то совсем рядом пропиликала мелодия мобильника. Туман быстро рассеивался. Сергей и Вероника стояли перед Центральным Домом Художника на Крымском... На Крымском ли? Да! На стене здания висела привычная синяя табличка с белой надписью: "Крымский вал, дом 10".
Сергей обернулся. По другую сторону проезжей части красовалось монументальное сооружение с колоннами и надписью: "Центральный Парк Культуры и Отдыха им. Горького".
Всев порядке, все на своих местах.
Получилось!
Сергей обнял Веронику.
- Тебе здесь понравится! - шепнул он.
Волшебница... впрочем, уже не волшебница, а просто дорогая, самая дорогая во всех мирах, его девушка счастливо улыбнулась в ответ. Вновь взявшись за руки, они, не сговариваясь, поспешили к уличному вернисажу, к знакомому художнику.
Тот был на месте. Сидел на стульчике, уткнувшись в смартфон. Сергея с Вероникой заметил не сразу. Наконец, поднял глаза. Скользнул по улыбающейся парочке рассеянным взглядом и снова уставился на экран своего телефона.
С веселым удивлением Вероника сжала локоть Сергея:
- Он не узнает нас!
Серега сделал шаг к прилавку.
- Михаил?
Художник вновь поднял глаза и посмотрел на подошедших внимательнее.
- Мы знакомы? Извините, тут у меня бывает много людей, я всех просто запомнить не в состоянии. В любом случае, рад вас видеть. Нет, я, кажется, узнаю ваши лица. Но, хоть убейте, не помню, при каких обстоятельствах... Вы у меня что-то покупали?
- Да нет..., - ответил Сергей, - Просто... как-то беседовали мы тут с вами.
А Вероника рассматривала холст, выставленный в нижнем ряду справа. Там, где она в прошлый раз, в другой Москве, видела портрет Сергея.
Сейчас там была другая картина. С фэнтезийным сюжетом. На холсте красовался конный рыцарь с телом в виде табуретки. В одной деревянной ножке-руке рыцарь держал копье, а в другой щит с гербом в виде вырванного с корнем дуба и девизом: "Desdichado".
- Это же наш Айвенго! - поразился подошедший Сергей.
- Точно! А почему рыцарь? И что у него за герб?
- Я тебе потом расскажу. Это у нас роман такой есть... Слушай, мне же столько всего надо тебе показать! И рассказать... Эх, Айвенго, бедный Айвенго! Как он там у вас теперь будет...
- Знаешь, мне кажется, ему у нас лучше, чем здесь. Все-таки, он там ходит, разговаривает. А тут у него всего и было радостей - книгу почитать. Да и то редко. Чаще ведь на нем не книга располагалась, а чья-то задница!
- Рыцарем интересуетесь? - раздался за спиной голос художника. - Это Айвенго. Рыцарь, пересиливший обстоятельства. Его лишили наследства, а он все равно всех победил.
- А почему табуретка?
- А табуретка и есть символ победы над обстоятельствами. Была создана для того, чтоб на ней сидели, однако, наперекор всему, сама сидит на коне.
- Как только вам такие фантазии в голову приходят!
- Что ж. Ремесло такое, девушка. Приходится соответствовать. Обычно, знаете, еще спрашивают: "Что вы курите?" А я давно уж ничего такого не курю. Хорошая крыша летает сама. Мне, знаете ли, без всякой травки иногда тут такое видится... Не хотите ли купить рыцаря? Для вас сделаю скидку, как для знакомых.
- Спасибо. Может быть, в другой раз.
Попрощавшись с художником, Сергей с Вероникой направились в сторону Крымского моста.
- Не понимаю, - сказал Вероника, - почему он тебя не узнал? Меня-то - понятно, я с ним единственный раз встречалась. И в другой Москве. Значит, получается, и не с ним, а с двойником его из другого мира... Но с тобой-то он в этой настоящей Москве знаком. Ты же говорил, вы с ним старые друзья?
- Да нет, не странно. - покачал головой Сергей, - За ним такое водится. Знакомых не узнавать - это у него обычное дело. Такой уж это чудной человек. Немного того... Потому, наверно, и художник такой замечательный. И, кстати, насчет травки, думаю, он тоже лукавит... Да бог с ним! Пойдем, я тебе... я тебе метро покажу!
- Пойдем. А что это такое?
- Это такое подземелье, под всей Москвой прорыто. Туда спускаются на самодвижущихся лестницах, а в подземных тоннелях ходят поезда.
- Ой! А говорил, в настоящей Москве чудес нет!
- Сейчас все сама увидишь. По этому мосту перейдем реку, и на той стороне будет вход в метро.
Вокруг шумела и суетилась привычная будничная Москва. В сущности, довольно скучный и серый город. Что уж там - не Париж, не Амстердам, не Венеция. Но для двоих влюбленных Москва не была скучной и серой. Для Вероники это был самый сказочный город из всех, где ей приходилось оказываться, а Сергей... Сергей был просто рад, что сумел вернуться домой. Да не просто вернуться, а вернуться, обретя свое счастье. Да, вокруг сейчас не Амстердам, не Венеция. Не Лондон. Но, на минуточку, Москва - тоже не последний город в мире. Совсем не последний!
- Это наш с тобой последний город! - радостно сказала Вероника. - Больше никаких перемещений. Хватит.
- Уважаемые москвичи и гости Первопрестольной! - раздался голос из громкоговорителей. - Вход на Крымский мост закрывается. До начала развода моста остается пять минут. Для проезда по городу пользуйтесь метрополитеном. Ближайшая станция на западном берегу реки Москвы - "Парк Культуры". Ближайшая станция на восточном берегу - "Октябрьская".
На противоположном, западном, берегу реки тянулись в небо небоскребы Зубовской площади. А перед ними, выходя на набережную, раскинулась чаша стадиона ЦСКА. Или, говоря официальным языком, стадиона "Хамовники-Арена" - второго по величине футбольного стадиона в России. Первый же по размеру стадион, как все первое и самое большое, находился, конечно, в столице - в городе-герое Екатеринбурге.
Откуда ни возьмись, вдоль набережной выстроилась цепочка полицейских. Из громкоговорителей вновь зазвучал голос:
- Во время прохода по реке животных вход на набережную воспрещен. Животные могут быть опасны. Желающие фотографировать, пройдите, пожалуйста, на смотровые площадки по левую и правую стороны моста. Убедительная просьба к родителям: держите ваших детей за руки!
Послышался низкочастотный гул, ноги почувствовали дрожь. Ожил и пришел в действие разводной механизм. Крылья моста, дрогнув, медленно поползли вверх.
- Плывут! Плывут! - послышались детские крики.
На реке за памятником Петру Первому, где-то в районе Пречистенской набережной из-за поворота стали появляться головы рептилий на длинных шеях. А за ними - фонтаны брызг, вздымаемые шипастыми хвостами, молотящими по речной поверхности.
В Париже Эйфелева башня, в Каире - пирамиды, а у Москвы своя визитная карточка: ежедневный проход по реке водных ящеров из Кожуховского затона в Химкинское водохранилище, на кормление.
|
|