Алексей Толкачев


Тринадцатый этаж, телевизионная тарелка


          Иван плутал по кварталу одинаковых строений, пытаясь разобраться в нелогичной московской адресной паутине: "дом-номер-дробь-корпус". Ранние февральские сумерки еще не наступили, но фонари на улицах уже зажглись. И это очень точно отражало настроение города: пора заканчивать день и погружаться в сонную глубину вечного зимнего вечера.
          Ивану пришлось сегодня и по крышам полазать, и по чердакам, и паяльником поработать, и голову поломать. И вот, наконец, последний вызов. "Не работает телевизионная тарелка". Означать это может что угодно. То ли тарелку ветром повернуло, и она потеряла спутник. А бывает, вороны на крыше кабель поклюют или крысы на чердаке его погрызут.
          Ну вот, кажется, и нужный дом. Адрес странный: номера квартиры нет, написано только: этаж тринадцать. А дом-то двенадцатиэтажный. Лифт. Площадка последнего этажа. Лестница на крышу. Металлическая решетка. И кнопка.
          На звонок сверху спустилась древняя старушка.
          - Телемастера вызывали?
          - Вызывала, милок! Пойдем.
          Резвый ветерок на крыше крутил снежные водовороты.
          - Вот она, избушка моя, - показала старушка на надстройку, возвышавшуюся над подъездом. Из трубы на крыше струился дымок. У входа в углу дворницкий инвентарь: лопата и метла.
          - Как звать-то тебя?
          - Иван.
          - А я Пелагея Кузьминична. Давай, Ванюша, как заведено, сперва поешь, попей, а после уж за дело.
          Ого! Нечасто клиенты оказывают телемастеру такой радушный прием.
          - Не откажусь, - сказал Иван, присаживаясь за стол, - Спасибо вам. А то я сегодня и не обедал.
          Угощение состояло из горячего борща и пирожков. А посреди стола на блюде красовалось аппетитное румяное яблоко.
          - Год не пей, Ваня, два не пей, а под горяченькое выпей! - провозгласила хозяйка, ставя на стол бутыль с зеленоватой жидкостью.
          - Самогон?
          - Обижаешь, милый! Настойка на цветах папоротника. Старинный лесной рецепт.
          Настоечка оказалась хороша. Махнув рюмку, Иван потянулся за яблоком, но Пелагея Кузьминична поймала его руку.
          - Погоди! Обычай забыл? Сначала угощение, дело - потом.
          Смысла этих слов Иван не понял, но на яблоко более не покушался.
          - Ну, где же ваш телевизор? - спросил он, закончив трапезу.
          - Шутишь?
          - Почему? Просто не вижу тут нигде ни телевизора, ни ресивера...
          - Про какого такого сивера ты толкуешь, не знаю. А телевизор-то перед тобой.
          - Да где же?
          - И-и! Да ты дурак, Ивашка, как я погляжу! Назвался телемастером, а сам и телевизора никогда не видал. Коли так, ступай, ступай себе! Не нужен мне такой мастер.
          
          Выпроводив опешившего Ивана, хозяйка вернулась к столу, присела и горестно постучала корявым пальцем по краю блюда. Подтолкнула яблоко. Нет, все бесполезно. Яблочко кататься кругами не хочет, изображение на фарфоровом донце не появляется. Телевизионная тарелка не работает. Видать, придется самой в Останкино лететь, искать настоящего мастера.
          Взяв метлу, Пелагея Кузьминична вышла из избушки и подошла к краю крыши. Уже стемнело. Огненными реками текли внизу автомобильные трассы. Шпиль Останкинской башни светился на севере.