Боль и чувство опустошенности овладели мной, когда все это случилось. Он разбился. И что делать теперь, я не знаю. Друзья говорят, время лечит. Но рана в моем сердце останется навсегда. Только воспоминания о том, как мне было хорошо с ним, иногда теплом разливаются по телу.
          Мама рассказывала мне о том, как она плакала, когда разбился Гагарин, но я не могла еще оценить ту боль, которую ощущаешь, когда теряешь любимого. Гагарина действительно можно было любить. Любить чистой, настоящей любовью, в которой нет примеси фальши и желания обладать предметом любви. Любить его как что-то свое и одновременно что-то недоступное, из чего нельзя извлечь пользы. Любить просто так... В те времена это чувство еще было доступно людям.
           Свою боль от утраты мама смогла описать коротким, но емким предложением: "Я плакала..." В наше жестокое и скупое на чувства время настоящие слезы люди роняют все реже и реже. Чистые чувства давно заляпаны атмосферными осадками и ядовитыми испражнениями с телеэкрана.
           Я смогла понять маму, только когда пережила подобное. Не то, чтоб я потеряла горячо любимого человека, нет. Чувства от моей утраты нельзя сравнить с потерей страстного любовника. Хотя, когда я вспоминаю его силуэт в проеме окна, сладкая дрожь пробегает по всему телу, подобная той, что переживаешь перед первым поцелуем. Да, я любила его! И эта любовь захватывала меня всецело. Сидя на работе, я мечтала о том, как вернусь домой и увижу его, и все встанет на свои места. Он был моей опорой в жизни. Только после того, как я потеряла его навсегда, мне стала понятна та боль, которую когда-то испытала моя мама.
          В момент, когда случай разлучил нас навсегда, передо мной пролетело все время, когда близость с ним была чем-то естественным и, казалось, вечным. Он был не стар. Шестидесятые годы, время, когда он появился на свет, оставили на нем свой отпечаток весенней распущенности. Моя любовь к нему была действительно любовью с первого взгляда, непорочной и чистой. Банальная встреча в комиссионном магазине поменяла и осветила всю мою жизнь. Скольким пришлось мне пожертвовать, чтобы быть с ним рядом! В памяти пролетают вечера, когда, не проронив ни слова, я могла, сидя в кресле, часами любоваться им. Но все кончилось. Он разбился. Его нет.
           Нелепая случайность вырвала его из моей жизни. Я протирала пыль... Звонок телефона... Этот звонок остался черным пятном в моей памяти. Зачем я потянулась к трубке? Не знаю... Неосторожное движение... И он, пошатнувшись, упал. Брызги разбитого стекла... Я теряю силы и, плача, опускаюсь на пол рядом. Его больше нет!
           Даже теперь, когда прошло уже достаточно времени, я иногда достаю из шифоньера груду осколков в холщовом мешочке и плачу над останками своего любимого кувшинчика.
          Что мне делать?

          Я так соскучился по дому! Только здесь, в этой дыре, можно по настоящему осознать, что такое Родина. Мне надоел этот тусклый электрический свет. Солнца почти не видно! Окошечко маленькое, даже если удастся его разбить, наружу не вылезешь. Да и разбить не дадут.
          Я, по-моему, и не совершал ничего. Был один грешок, так я ж о нем сразу, еще на комиссии, рассказал. Начальник говорил, что этот момент к делу вообще не пришьют. И вот... Зачем со мной так? Понятно - они там решили. Что ж. Бороться я не умею. А ведь мог бы посопротивляться. Не стал. Вот у меня знакомый был, тот боролся. Его вообще ни за что посадили. Шел он как-то по улице, и подходит к нему пожилой дядечка. Говорит: "Это вы мою дочь изнасиловали!". Он ему, вроде, возражать начал... В общем, разбирались они, разбирались, тут милиционер подоспел. Моего знакомого в каталажку. Полтора года сидел, потом говорят - не виновен, и выпустили. А все это время били и сознаться заставляли. Слава богу, меня здесь не бьют. Но жрачка здесь, скажу я вам, похуже, чем в "Матросской тишине". Там хоть в тарелках дают, а здесь... Подавиться можно! Сейчас я мечтаю о том, чтобы глотать воду настоящими, большими глотками, не боясь, что она неожиданно выйдет у меня через нос. Да и от бутылки хорошей русской водки я б не отказался. Поднес бы ее к губам и выпил бы залпом. Потом бы подкинул бутылку вверх - так, чтобы она об пол разбилась, разлетелась на мелкие кусочки! Не выйдет. Здесь другие законы... Заел бы водку домашним огурчиком и уткнулся бы носом в нежную грудь супруги. Кстати, о женщинах... Очень их не хватает. Точнее, хочется. Точнее, все бы отдал, что бы хоть какой-нибудь бабой овладеть! Невозможно. Нет их здесь. Сколько еще терпеть? 382-й день пошел. А сначала, когда объявили решение, "всего один год" говорили. Как все-таки на волю, домой хочется! Тут приснилось, что курю. Не разрешают курить, гады. Не просто запрещают, сигарет здесь в принципе нет. Последнего удовольствия лишили. А распорядок: обед, ужин и завтрак - в точно отведенное время. Не пропустишь. Надоело! Ох, если б вы знали, как я в туалет здесь хожу! Смеялись бы долго, а потом все-таки жалеть бы начали. И все это под наблюдением камер. Пасут. Каждый шаг под присмотром. Да еще тоска по дому. Хоть вены режь от безысходности. Сосед мой - тертый волк. Не первый срок мотает. Да и тот сник. "Хана нам с тобой, - говорит, - сгноят они нас, заживо сгноят". Не хочется верить, хоть и Авторитет он, и человек знающий. А как меня в первый раз встречал... Радовался. Обычно здесь так новичков не встречают. За год по людям соскучился. Готов был всем поделиться. Беседы разные вел, вещам полезным научил, чтоб я здесь выжить смог. Теперь молчит все больше и в окошко смотрит. Грустный такой, как будто впрямь помирать решил. Я пока креплюсь. Законы здешней жизни расслабляться не дают. Раскиснешь - точно хана настанет.
           А все с чего началось... Летное училище! Зачем я мать послушал? Помню, сначала в литературный поступать хотел. И зачем потом в отряд космонавтов попросился? Никто меня не заставлял, а я ведь, дурак, станцию к затоплению готовить согласился. Эх, когда ж они заберут нас отсюда? Говорят, на Земле сейчас с деньгами на последний транспортный корабль трудно, не достроили его еще. Моя участь - только ждать.